Я, Бабушка, Илико и Илларион - Страница 24

— Ну… комнаты, перекрытые черепицей, или соломой, или дранкой… Доментий захихикал и снова взялся за стакан.

— Чудак ты! Дом — это прежде всего семья! Есть у тебя семья?

— Нет!

— Ну и дурак же ты, братец мой! В твои годы, если хочешь знать, у меня была уже вторая жена. Теперь я опять живу с первой… О чем я говорил? Да! Семья и дом неотделимы друг от друга. Не имеешь дома — не сможешь жениться, не женишься — не сможешь жену в дом привести? А ты знаешь, как появился дом?

— Знаю!

— Скажи!

— Из кирпича, досок, извести, камня, черепицы…

— Замолчи, жалкий ты человек!.. До того, как придумали кирпич, человек жил на дереве…

— В пещере, — поправил я.

— Одни жили в пещерах, другие — на деревьях… Потом человеку надоело жить на дереве и он спустился на землю… А потом, знаешь, что с ним случилось?

— Прошелся туда-сюда и снова полез на дерево…

— Нет, сперва он гулял, а потом ему стало холодно! И что он сделал?

— Надел пальто и coгрелся!

— Идиот! Где тогда были пальто?! Взял он кремень, высек огонь, развел костер и согрелся. Но ты же знаешь, природа коварна. Подул вдруг холодный ветер с востока. Взял человек и возвел стену с восточной стороны, — чтоб огонь от ветра оградить. Подул потом ветер с запада, возвел тогда человек вторую стену, с запада. Потом как налетит, как засвистит сквозной ветер — с севера на юг! Что оставалось делать бедному человеку? Поставил он еще две стены — с севера и с юга. А дело было осенью. Хлынул дождь — холодный, проливной. Видит человек — плохо дело, гаснет огонь. Что делать? Тут он и сообразил перекрыть стены соломой!

— Дальше?

— Дальше — новая беда: горит костер, дым ест человеку глаза — хоть плачь! Он туда, он сюда — что делать? Не разбирать же стены? Но он все же человек был, а мы тем и отличаемся от животных, что кое-что соображаем и говорить умеем.

— Сам ты животное, Серапиона ты, вот кто! — сказал я и схватился за бутылку.

— Поставь бутылку, глупец!.. Где ты меня остановил?

— …Человек в дыму задыхался!

— Да, чуть не задохнулся, несчастный. Потом он догадался: пробил отверстие в потолке, дым вышел, вздохнул он свободно… Сидит человек у костра, греется. И захотелось ему узнать — не перестал ли дождь. А как узнать?

— Очень просто: высунул руку!

— Куда?

— В окно, куда же еще!

— Болван! Окна-то ведь не было? Вот он и решил сделать в стенке окно… А потом ему потребовалось выйти… Ну, сам понимаешь зачем… Риголетто! Два по сто! — Доментий икнул и продолжал: — Пробил он дверь, и получился… Что?

— Отверстие! — ответил я.

— Вот идиот! Дом получился, понимаешь ты, дом!

— Не знаю, мой дед иначе дом строил…

— А мой совсем не строил, он в чужой вошел, но это неважно… Потом человек привел из лесу собаку, поручил ей сторожить дом, а сам ушел. Привел жену, поручил ей вести хозяйство и снова ушел. Принес дичь… Стали они есть да похваливать… А потом пошли у них дети, внуки, правнуки, праправнуки… Появилось село, затем район, затем город и, наконец, столица… Столица Грузии — Тбилиси… Вот видишь, с каким трудом создавался наш Тбилиси? А ты свой труд вложил сюда? Нет! Так как ты смеешь после этого жить в Тбилиси без прописки?! Но ничего, не огорчайся… Ты мне нравишься… Как звать тебя?

— Зурико!

— Зурико… С Мартой я поговорю отдельно, а с тебя возьму всего-навсего двести рублей, не больше… Смотри только не проговорись!.. Как тебя звать?

— Зурико!

— Да. Значит, молчок! Понял, Зурико? — Доментий лукаво подмигнул мне, да так и остался с закрытым глазом.

Тогда он подмигнул вторым глазом и тоже не смог открыть. Так и заснул.

Я наполнил водкой стакан и подозвал Риголетто.

— Аджан! — не замедлил явиться буфетчик.

— Пей! — сказал я, протягивая ему стакан.

— На работе не пьем! — ответил Риголетто и осторожно поставил стакан на стол. Я обнял буфетчика и спросил:

— Ты знаешь, что такое политэкономия?

— И политику знаю, и экономию!

— Тогда скажи мне: что такое товар?

— Какой товар, бес фактурный?

— Нет, фактурный!

— Все, что лежит на витрине это товар. Есть еще товар на складе…

— Правильно! А этого мертвеца видишь? — указал я на Доментия.

— Спит, — сказал Риголетто и усмехнулся.

— Это Серапиона.

— Не Серапиона, а Доментий.

— Я говорю тебе — Серапиона, — сказал я, потом залпом опорожнил стакан и вдруг почувствовал, что вокруг меня все завертелось. Стол, я и Риголетто очутились на стене. "Сейчас полетим вниз! " — промелькнуло в голове. Я зажмурился. Когда я открыл глаза, все было в порядке… — Ты меня не знаешь? — спросил я Риголетто. — Я — Зурикела Вашаломидзе… А ты знаешь, что такое политэкономия?

— Ва, сказал же, знаю! Принести счет?

— Неси!..

Риголетто ушел, принес огромные бухгалтерские счеты и бойко застучал костяшками:

— Два шашлыка — сорок рублей, два хлеба — шесть рублей, водка, зелень, сыр… В общем, всего триста рублей…

— Триста рублей — это много… Хватит и пятидесяти…

— Ты что?!

— Дай, говорю, рублей пятьдесят, для машины достаточно… Не хочется тащиться пешком…

— Знаешь, что я тебе скажу?.. — В руке у Риголетто сверкнул аршинный нож.

— Ты что, убить меня хочешь? — спросил я.

— Выкладывай деньги! — прошипел буфетчик.

— Обыщи меня! Найдешь хоть один рубль — ставлю два литра!

Риголетто молча схватил меня за воротник.

— Дядя Доментий! Товарищ Доментий! Доментий!