— Я погиб! Видно, у него сегодня нет приема! — простонал Илларион.
— Ничего, Илларион, не волнуйся! Пойду, брошусь перед ним на колени, уговорю принять! — успокоил я Иллариона и решительно постучал в дверь. В коридоре что-то загрохотало, потом раздался шепот, потом кто-то с шумом захлопнул дверь комнаты, снова раздался грохот, и дверь открылась. На пороге стояла маленькая испуганная женщина. В нечесаных волосах ее торчали пух и перья из подушки. Извините, пожалуйста, — начал я, — у уважаемого профессора сегодня, кажется, нет приема, но мой дядя приехал из деревни, у него страш…
— Ну вас… — оборвала меня женщина, — а я думала — вы инкассаторы! Женщина проворно вкочила на стул, достала из кармана халата скрюченный кусок проволки — жулик", затолкала его под электрический счетчик и спрыгнула.
— Ну, что хотите?
— Уважаемый доктор должен обязательно принять нас. Без этого мы не уйдем отсюда! — сказал я и приготовился к отражению атаки.
— Что вы, что вы! Сию минуту! Пожалуйста сюда, — засуетилась женщина. — А кто вас направил к нам? Пройдите, пожалуйста, в комнату!.. Мамонтий! Мамонтий! Больные пришли! Больные! Женщина схватила нас за руки, втолкнула в комнату, снаружи заперла дверь на ключ и с криком «.Мамонтий! Мамонтий!» убежала. Спустя минуту в комнату ворвался высокий небритый мужчина в полосатой пижаме. Один глаза у него был зеленый, а другой — красный.
— Садитесь! — сказал он строго. Мы огляделись. В комнате стояли кровать, письменный стол и два стула.
— Сюда сядет больной, сюда сопровождающий, — указал он на стул и кровать; сам подсел к письменному столу.
Мы заняли указанные места.
— На что жалуетесь? — спросил врач.
— На глаз! — ответил Илларион.
— А в чем дело? Болит?
— Нет, танцует! Не видишь? Слепну.
— Чем лечился в деревне?
— Сперва чаем промывал, потом сырым молоком…
— А сахаром не пробовал?
— Смеешься?! — обиделся Илларион.
— Наоборот! Видать, много у тебя молока и чаю! Вино пьешь?
— Пью!
— Нехорошо!
— Я хорошее вино пью! — успокоил его Илларион.
— Kyришь?
— Курю!
— Тогда дай закурить? — попросил врач.
— Угости его папироской! — сказал мне Илларион. Я протянул пачку. Врач достал две папиросы, одну тотчас же засунул себе в рот, другую — за ухо.
— Выкурю после обеда, — пояснил он.
— Возьмите, пожалуйста, еще!
— Так и быть, из уважения к тебе, после обеда выкурю две штуки! — сказал врач, достал из пачки еще одну папиросу и заложил за второе ухо.
Хорошо еще, что у него было только два уха, иначе мы с Илларионом остались бы в тот день без папирос. Накурившись, он пересел ближе к Иллариону и ткнул пальцем в больной глаз. Илларион подскочил.
— Больно?
— А ты как думаешь?
— Нервный?
— Не то что нервный — сумасшедшим стал! На стенку готов лезть! — сказал Илларион.
— Мда-а, на то и глаз… Вот, помню, у меня болел глаз, так это была боль! Насилу меня из петли вынули!
— Что же с тобой стряслось! — спросил сочувственно Илларион и знаками приказал мне поставить на стол водку и хачапури.
Я повиновался.
— Что это такое? — закричал врач.
— Прохладно у тебя, не мешало бы пропустить по одной, — сказал Илларион.
— Только по одной! — согласился врач и встряхнул бутылку.
— Чача! Шестьдесят градусов! — сказал Илларион и высыпал карандаши из лежавшего на столе небольшого глиняного кувшинчика. Потом наполнил его водкой и протянул врачу.
— За ваше здоровье! — сказал врач, одним духом опорожнил кувшинчик, крякнул, замотал головой и набросился на хачапури.
Выпили и мы.
После второй чарки врач продолжал начатый разговор:
— Вот когда у меня болел глаз… Как тебя звать?
— Илларион.
— А тебя?
— Зурико!
— Так вот… Окружили меня врачи… Пичкают лекарствами — это, говорят, немецкое, это — американское, это — домашнее… Куда там!.. Как тебя звать?
— Зурико!
— За здоровье Иллариона! — сказал врач.
— За здоровье доктора! — сказал Илларион.
Выпили по третьей. Врач потрепал меня по щеке и снова спросил мое имя. Потом я потрепал врача по щеке и сказал: "Зурико! "
— Окружили меня, дорогой Зурико, врачи и пичкают лекарствами. Но, скажи, приходилось тебе видеть больного, которого вылечил бы врач?
— Что вы?! — удивился я. — Никогда!
— Так вот… Лечили, лечили меня, пока не выколупали глаз и не застеклили дырку. Но ничего — чистая работа. Заметно разве? А ну, присмотритесь как следует! Илларион уставился в глаза врача.
— Это который же?
— Вот этот, красный!
— Ей-богу, совсем как настоящий! А если в зеленый цвет покрасить — совсем незаметно будет. — То-то! А у тебя который глаз болит?
— Доктор, может, у тебя оба глаза — стеклянные? — повысил голос Илларион.
— Честное слово, только один! Говорил ведь тебе, что незаметно! — обрадовался врач.
— За здоровье всех здоровых! — поднял Илларион чашу. — Да избавит нас бог от чумы, врачей и всякой напасти.
— Я — врач, — начал хозяин, приняв чашу, — у меня, правда, нет диплома и на дверях не висит мраморная табличка, но все же я — врач!.. Кое-кто в министерстве недоволен моей работой, пописывают на меня анонимки, штрафуют, но мне наплевать!.. Мои знания — всегда со мной!.. Меня многие не любят!.. Больные никогда не любят врачей! Это общеизвестно! А вот врачи всегда любят больных!.. Разве врачам можно доверять?.. Никогда!.. Хе-хе, врачи, дай им только волю, мир в могилу сведут!.. Как тебя звать?..